Иосиф Флавий.

    "...из них ессеи придерживаются наиболее строгого образа жизни. По рождению они евреи, но особенно любят друг друга. Погони за наслаждениями избегают как порока, а добродетелью считают воздержанность и управление собственными страстями. Они избегают брака, но принимают к себе чужих детей в том возрасте, когда те еще легко поддаются влиянию и обучению, и образуют их по своему собственному образцу. Нельзя сказать, вместе с тем, что ессеи желали вовсе отменить брак как средство продолжения человеческого рода, однако они остерегаются женского распутства и убеждены, что ни одна из женщин не в состоянии хранить верность одному человеку.

    Они презирают богатство и живут на удивление единой общиной, в которой никто не превосходит другого достатком. Новообращенные, входящие в секту, должны сдать имущество общине, и поэтому среди них никогда не увидишь ни гнетущей бедности, ни избыточного богатства. То, что принадлежит каждому в отдельности, идет в общую казну, и, как это водится у братьев, все имущество принадлежит всем сообща.

    Они считают, что масло оскверняет, и поэтому, если кто-нибудь вдруг непреднамеренно загрязнит себя маслом, он оттирается до тех пор, пока не очистится совершенно. Ведь они думают, что кожу желательно содержать в сухости, и всегда облачены в одежды белого цвета. Людей, которые ведают делами общины, они выбирают простым поднятием руки, и каждый из них обладает правом голоса.

    У них нет ни одного города, однако повсюду имеются многочисленные общины. Когда к ним прибывает единомышленник, в его распоряжение предоставляется все, чем они владеют, как, если бы это было его собственностью, и люди, которых он никогда не прежде встречал, принимают его как старого друга. Точно так же, путешествуя, они не берут с собой никакой поклажи, кроме оружия для защиты от разбойников. В каждом городе кто-то из общины ставится специально для того, чтобы заботиться о пришельцах и снабжать их одеждой и пищей.

    По одежде и внешнему виду ессеи подобны детям на попечении строгого наставника. Они не меняют ни одежды, ни обуви, пока те не разваливаются или не изнашиваются со временем. Друг другу они ничего не продают и друг у друга ничего не покупают: каждый дает другому то, что у него есть, если тот нуждается в этом, и в свою очередь получает от него что-то, что может пригодиться ему самому. Но даже и не получая ничего взамен, они вправе по своему выбору раздавать свое имущество любому.

    Служение Богу они совершают особым образом. До тех пор пока не взошло солнце, не произносят ни одного слова, которое не относилось бы к божественному, но лишь возносят Ему принятые у них молитвы, как бы умоляя Его явиться. После этого их распорядители посылают каждого заниматься тем ремеслом, которое он знает лучше всего. Так они усердно трудятся, пока за час до полудня, не собираются вновь в одно место. Здесь, опоясав чресла льняным покровом, они омывают все тело холодной водой. Очистившись таким образом, они собираются в помещении, куда не дозволено вступать непосвященным; чистые, они входят в трапезную, как если бы это был священный храм, и рассаживаются в молчании. Затем пекарь разносит каждому хлеб, а повар ставит перед каждым миску с едой однородного состава.

    Перед едой священник произносит благословение: до молитвы им запрещено прикасаться к еде. После завтрака он произносит вторую молитву; и в начале и в конце они приносят благодарение Богу как подателю пищи. Затем, сняв одежды(ибо они считаются священными), возвращаются к работе и работают до наступления вечера. Вернувшись в пять в трапезную, ужинают точно таким же образом, усаживая рядом с собой гостей, если кто-нибудь к тому времени прибыл. Дом этот никогда не оскверняется ни криками, не беспорядком, и в беседе каждый уступает черед соседу. Для посторонних молчание внутри трапезной представляется некоей жуткой тайной, однако это лишь естественное следствие неизменной трезвости и ограничения себя в еде и питье лишь самым необходимиым.

    Без приказания распорядителя ессеи обычно не предпринимают никаких действий, и лишь две вещи находятся полностью на их собственном усмотрении: оказание помощи и благотворительность. Именно, они могут по своему усмотрению помогать тем нуждающимся, которые этого заслуживают, или подавать пищу бедняку. Но для того, чтобы сделать подарок одному из членов общины, они нуждаются в разрешении старейшин.

    Они выказывают негодование лишь в тех случаях, когда это оправдано, и владеют своими страстями, соревнуются в добропорядочности и преданы миру. Их каждое слово обязывает более, нежели клятва, клятвы же они отвергают, считая их хуже лжесвидетельства, ибо, говорят они, человека, который недостоин доверия без того, чтобы им было упомянуто имя Бога, можно считать уже осужденным. Они отдаются изучению старинных книг с рвением, достойным изумления, выбирая в основном те книги, которые могут быть на пользу как телу, так и душе. В своем рвении к врачеванию болезней они черпают из этих книг все, что касается целебных свойств кореньев и особенностей различных камней.

    Тот, кто стремтся войти в общину, не может быть принят сразу. Оставаясь вне общины, такой человек должен в течение года вести жизнь, соответствующую ее правилам, получая в свое пользование топорик, вышеупомянутый покров для опоясывания чресел и одежду белого цвета. Если в течение этого времени он доказал свое самообладание, ему позволяется ближе приобщиться к закону общины и разделять с ней чистейшие воды освящения; однако и сейчас он все еще не допущен к общей жизни. Он уже доказал свое постоянство в выборе цели, однако еще два года его характер подвергается испытанию, и лишь после того, если он будет сочтен достойным, он наконец совершенно принимается в общину.

    Однако, прежде чем прикоснуться к общей пище, он должен принести страшные клятвы: во-первых, что будет почитать Всевышнего, во-вторых, что будет поступать с людьми по справедливости, не причиняя никому вреда ни по собственной воле, ни по чужому побуждению, всегда будет ненавидеть несправедливых и стремиться к общению с праведными, держать свое слово по отношению к любому, но особенно по отношению к правителям, ибо всякая власть от Бога. Он клянется, что если сам обретет власть, то никогда не злоупотребит ею и никогда не пожелает затмить тех, кто стоит ниже его, ни одеждой, ни излишним украшением; всегда будет любить истину и стремиться к осуждению лжецов; будет удерживать свои руки от воровства, а душу - от нечестивой цели. Он клянется никогда не утаивать ничего от членов общины и не открывать ни одной из ее тайн посторонним даже под угрозой насильственной смерти. Еще он клянется не сообщать никому их учения кроме как тем способом, каким он сам получил его; не принимать участие в разбое; в равной мере оберегать книги общины и имена ангелов. Таковы те клятвы, при помощи которых добиваются верности новообращенных.

    Тот, кто уличается в серьезном преступлении, изгоняется из общины, и отверженный зачастую кончает жизнь самым жалким образом. Ведь связанный клятвами и обычаями общины, он не может разделять пищу с теми, кто к ней не принадлежит, и поэтому вынужден питаться одной травой, пока его изголодавшееся тело не истощается и он не умирает. Милосердие заставляет их принимать назад многих нарушителей, когда те уже находятся при последнем издыхании, ибо они чувствуют, что человек, доведенный мучениями до порога смерти, уже в достаточной степени искупил свое преступление.    

    Судебные разбирательства проводятся ими с величайшей тщательностью и полной беспристрастностью. Приговор выносится собранием не менее чем в сто человек; после того как решение принято,его невозможно оспорить. Вслед за Богом величайшим почтением среди них пользуется Законодатель, и его хуление карается смертью. Подчинение старшим и большинству является для них законом, и если десять человек собираются вместе, один не может говорить против желания остальных девяти.

    Они оберегаются от того, чтобы плевать в собрание людей или в правую сторону. И с гораздо большей строгостью, чем все остальные евреи, ессеи воздерживаются от работы в субботу. Ведь они не только приготовляют пищу за день раньше с тем, чтобы избежать зажигания огня в субботу, но даже не осмеливаются в течение субботы передвигать вещи с места на место...

    Они разделены на четыре ступени, в соответствии с достигнутой каждым степенью подготовки. По этой причине младшие считаются ниже старших, и, коснувшись их, старшие должны совершать омовение, как после соприкосновения с чужаком. Они живут до глубокой старости, и большинство умирает в возрасте свыше ста лет: я полагаю, этим ессеи обязаны простоте своей жизни и ее строгому распорядку. Они презирают опасности и побеждают боль простым усилием воли; достойную смерть ставят выше бесконечной жизни. Их дух был подвергнут величайшим испытаниям в войне с римлянами, которые распинали и колесовали их, жгли в огне и переламывали кости, подвергая всем паткам, какие тольк можно измыслить, чтобы принудить произнести хулу на Законодателя или принить запретную пищу, но не смогли добиться ничего из этого, ни даже просто мольбы о пощаде или слез. Улыбаясь в предсмертных муках, с насмешкой над теми, кто поднял их на дыбу, каждый из них расставался с душой в радостной уверенности в том, что скоро примет ее обратно.

    Ессеи и в самом деле непоколебимо убеждены, что, в то время как тела подвержены гибели и их материальный состав непостоянен, души остаются вечно бессмертными. Происходя из тончайшего эфира, они, совлеченные вниз некими чарами природы, попадают в тело словно в темницу; поэтому, едва освободившись от оков плоти, души, словно вырвавшись на свободу после многих лет рабства, с ликованием взмывают ввысь. Ессеи придерживаются тех же учений, что и греки, заявляя, что благим душам предназначено обитание за океаном, в стране, где нет ни дождя, ни снега, ни зноя и лишь нежно дующий из океана Зефир освежает ее. Порочным же душам они отводят мрачную, бурную пропасть, исполненную бесчисленными казнями. Я полагаю, что то же самое имели ввиду и греки, отводившие своим отважным, которых они называют героями или полубогами, Острова Блаженных, а душам порочных людей - Аид, обиталище нечестивцев, где, по греческим преданиям, терпят наказания Сизиф и Тантал, Иксион и Гитий и подобные им.

    Они рассказывают эти предания в первую очередь потому, что верят в бессмертие души, а во-вторых, в надежде поощрить помощью добродетель и предотвратить порок, ибо добродетельные еще более совершенствуются при жизни в надежде на посмертное вознаграждение, а дурные наклонности порочных сдерживает страх, что, даже если они не будут настигнуты в этой жизни, после разрушения тела им уготовано вечное наказание. Таково учение ессеев о душе, представляющее необоримый соблазн для тех, кто однажды вкусил их мудрости.

    Некоторые из них утверждают, что после многолетнего изучения книг, всевозможных очищений и изречений пророков они в состоянии предсказывать будущее; в самом деле, их предсказания почти всегда оказываются правильными..."